— Постой! Сначала ответь на мой вопрос, — потребовала Сьюзен.
Филип взглянул на нее исподлобья и нехотя признался:
— Я… я просто хотел удивить тебя.
Сьюзен улыбнулась.
— И тебе это удалось.
— Теперь я могу пойти принять душ?
— Иди. Мы с Эмери и Сократом подождем тебя во дворе. Подышим воздухом.
Филип отправился в ванную, а Сьюзен, взяв Эмери за руку, вышла во двор. Малыш и собака тут же начали свою привычную возню, а Сьюзен уселась прямо на траву и предалась своим мыслям.
Он сказал, что хотел удивить меня. Значит, я ему нравлюсь.
Сегодняшний день был просто чудесным. Столько новых впечатлений, столько веселья — и столько счастья в глазах Эмери. Сьюзен тоже чувствовала себя абсолютно счастливой — и все благодаря Филипу Мастерсону. Сегодня они с Филипом совсем не ссорились, Филип не пытался уязвить, уколоть ее, да и она не чувствовала потребности читать ему нудные нотации. Сьюзен подумала, что сегодня они с Филипом достигли полного взаимопонимания.
Сьюзен чувствовала редкие умиротворение и радость, наблюдая, как Эмери и Сократ бегают наперегонки. Сейчас придет Филип, и они проведут чудесный вечер вчетвером — Сьюзен неожиданно для себя включила в список и собаку. Она улыбнулась — похоже, Сократ больше не раздражает ее.
Барт сейчас казался Сьюзен таким далеким, таким… чужим. А между тем они встречались уже полгода, тогда как с Филипом Сьюзен была знакомы всего несколько дней, но ей сейчас казалось, что нет на свете более близкого человека, чем Филип Эмери Мастерсон — грубоватый и насмешливый.
Окно ванной было открыто, и Сьюзен услышала шум воды — это Филип принимал душ. Вдруг он запел. Сьюзен поморщилась и тихонько засмеялась — более противного и громкого голоса она в жизни не слышала. Несмотря на это, ей стало легко и радостно, и немилосердно перевираемый мотив показался ей лучшей музыкой на свете.
Эмери, услышав издаваемые Филипом звуки, перестал гоняться за собакой и остановился как вкопанный. Испуганно оглянувшись на окно, в следующее мгновение он улыбнулся и принялся смешно танцевать. Сьюзен не долго думая присоединилась к нему. Сократ же выписывал круги вокруг них и подвывал песне хозяина.
Когда Филип закончил петь, Сьюзен, строго-настрого запретив Эмери и Сократу уходить со двора, пошла в дом. Она решила, что немного поможет Филипу с ужином, например, нарежет овощи для салата. Закончив с салатом, Сьюзен выглянула в окно. Заходящее солнце было похоже на огромный апельсин. Эмери и Сократ сидели рядышком на траве и зачарованно наблюдали за этим чудом. Прихватив свечи и стопку чайных блюдец, Сьюзен присоединилась к ним.
Когда Филип, посвежевший и одетый во все чистое, ероша мокрые волосы, вышел во двор, он не сумел сдержать восхищенного возгласа — тут и там были расставлены зажженные свечи в блюдцах, а Сьюзен, Эмери и Сократ сидели, тесно прижавшись друг к другу, и любовались закатом. От этой картины у Филипа защипало глаза и защемило сердце. Ему захотелось, чтобы этот миг длился вечно: его сын, женщина, которую он любит, и преданный Сократ — все вместе, и можно подойти и сесть рядом с ними.
— Ну что, ребята, будем ужинать? — подходя к ним, спросил Филип.
Предложение было встречено с энтузиазмом — все жутко проголодались. Филип развел огонь в жаровне и отправился в кухню за мясом и картофелем. Сократ, разумеется, увязался за ним и умильно смотрел на хозяина, пока тот натирал куски мяса солью и специями.
— Ладно, парень, — смилостивился Филип, откладывая в сторону самый большой кусок. — Вот, видишь, это — твой, но получишь его позже. Будешь есть вместе со всеми, понял?
По удовлетворенному выражению, появившемуся на собачьей морде, было видно, что понял. Уверившись, что и про него не забудут, пес с достоинством вышел из кухни на улицу.
А потом они жарили мясо, у всех троих от голода бурчало в животах, и это их очень смешило. Только Сократу было не до смеха — он ревниво следил, чтобы его кусок мяса ненароком не поджарили вместе с другими, и то и дело обнюхивал свою миску, также вынесенную Филипом во двор, словно ожидал, что в ней откуда ни возьмись материализуется ужин. Наконец мясо и картофель были готовы, разложены вместе с салатом по тарелкам, и все принялись за еду.
Солнце уже село, и свечи, расставленные Сьюзен во дворе, мягко и ненавязчиво отодвигали темноту. Насытившийся Эмери принялся тереть кулачком глаза и зевать во весь рот. Сьюзен и Филип вместе выкупали его, надели на него чистую футболку и уложили спать в спальне Филипа, которую тот наскоро прибрал и постелил чистое постельное белье. Сократ примостился на своей подстилке рядом с кроватью и тоже быстро уснул.
Вернувшись во двор, Сьюзен и Филип выпили немного вина и принялись рассказывать друг другу разные забавные истории из жизни. Сьюзен так смеялась над школьными проделками Филипа, что у нее заболели мышцы лица. Наконец решили идти в дом.
— Давай я вымою посуду, — предложила Сьюзен.
— Нет, что ты! Ты разве не догадываешься, что такой неопрятный тип, как я, никогда не моет посуду сразу после еды? Я не мою посуду до тех пор, пока не заканчивается чистая.
— Я так и думала, мистер Мастерсон, — в тон ему ответила Сьюзен, поджав губы и словно пародируя саму себя.
— Черт с ней, с посудой! — веселым шепотом воскликнул Филип.
— Черт с ней, с посудой! — подхватила Сьюзен.
— Может, потанцуем? — спросил Филип.
— Что ты! — испугалась Сьюзен. — Я не умею.
— Ерунда, тут нечего уметь — просто топчись себе на месте под музыку, — решительно сказал Филип, беря Сьюзен под руку.